Читать интересную книгу Герцог всея Курляндии [litres] - Маргарита Полякова

Пришлось чуть ли не похищать Матвеева. Устраивать ему побег, несмотря на опасения испортить отношения с новым русским царем. Федор, правда, довольно быстро отошел. Видимо, Курляндия казалась ему достаточно далекой, для того чтобы быть использованной в качестве места ссылки. Ну а я помог давнему союзнику. Ничего не могу сказать, Артамон Сергеевич, конечно, жук еще тот, но частенько меня поддерживал. Не без дохода для своего кармана, но тем не менее.

Плюс, что немаловажно, сын Матвеева был весьма перспективным молодым человеком. И учитывая его невеликий возраст (12 лет) я пристроил Андрея в школу при нашей Академии. Такие связи всегда пригодятся. Пацан и в реальной истории вырос в неплохого дипломата. И оставил занятные мемуары о дворе Людовика XIV. Так что просто необходимо было дать ему еще более качественное образование. И желательно привить нужные ценности.

Я вообще серьезно относился к семейным проблемам своих знакомых. Слишком хорошо знал, какое значение имеют уют и благоприятная атмосфера для политической и научной деятельности. Гук расцвел после женитьбы и рождения сына. И (к своему удивлению) я узнал, что Ньютон тоже женился. Я-то полагал, что окольцевать его – задача почти невероятная. Исаак отбрыкивался от всех кандидаток и сообщал, что он слишком занят наукой. И вот на тебе! Остепенился!

Однако еще больше я удивился, когда выяснил кто стал его избранницей. Ньютон женился не на ком ином, как на племяннице Гука! Блин, прямо femina fatale какая-то! А так глянешь – скромное тихое существо. Правду говорят люди, что в тихом омуте только первых полтора метра вода, а ниже черти штабелями уложены. Как я выяснил, папенька Грейс хотел вернуть дочь и отказывался давать за ней приданое. Но Ньютон женился наперекор всему, справедливо полагая, что в случае чего я не оставлю его своей милостью. Ха! Да конечно не оставлю!

В реальной истории личная жизнь сложилась несчастливо как для Гука, так и для самой Грейс. А тут все довольны! Милая, скромная девушка, частенько помогавшая Ньютону, произвела на него самое благоприятное впечатление. Он чувствовал себя рядом с ней спокойно и комфортно. Так что на папеньку плевали с высокой колокольни. И правильно делали, кстати. Брат у Гука был полным неудачником. Роберт постоянно спонсировал его различными суммами. Но Джон то ли играл, то ли пил, и деньги у него утекали в неизвестном направлении. В знакомом мне варианте истории свою дочь он просто продал, не озадачившись приличиями. Так что Ньютон вмешался весьма своевременно. Тем более что Джон, в приступе меланхолии, вскоре повесился.

– Как продвигаются эксперименты с паровой машиной? – поинтересовался я, выслушав все новости научной личной жизни.

Дело в том, что в 70-х Дени Папен перебрался в Курляндию окончательно и увлекся созданной Гюйгенсом игрушкой. Он разбирал ее, собирал, и даже умудрился создать дубликат. Похоже, его завораживал пар. И работа механизмов. Ну а поскольку я хотел получить в перспективе хорошие пароходы (хотя бы поначалу, для хождения по рекам), то всеми силами способствовал его увлечению. Жаль, что сам я имел весьма поверхностное представление о паровиках. Мог задать только самое общее направление. Даже уже созданная игрушка была больше итогом гения Гюйгенса, чем моих откровений.

– Мы получили несколько удачных вариантов паровиков, – просветил меня гордый Ньютон. – Однако проблема вовсе не в изобретении, а в том, чтобы массово изготавливать такие изделия.

– А с этим возникают сложности? – догадался я.

– Еще какие! Даже для того, чтобы создать нужные экземпляры, нам пришлось привлечь лучших мастеров. И на это было потрачено множество времени и денег.

Мда. Как-то не укладывается это в обычную попаданческую схему. Обычно герой раз – и создает на коленке автомат Калашникова. Причем из подручных материалов, на пустом месте и абсолютно не напрягаясь. А у меня любое открытие идет со скрипом. И далеко не всегда оказывается удачным. Работа с нефтью, например, оказалась не такой результативной, как мне хотелось бы. Даже так называемого греческого огня удалось сделать не так много. А уж над созданием парафина в лаборатории бились почти полгода. Все, что я помнил, так это то, что исходник для него получался в результате перегонки нефти – концентрировался в осадке. А потом его необходимо было перегонять с дистиллятом.

Как вы понимаете, представление о процессе и сам процесс – это две очень разные вещи. К тому же нельзя было показывать излишней информированности. Пришлось врать, что ценные указания я нашел в дневниках покойного Глаубера. Типа, документы оказались очень полезными, а потому были засекречены. И нет, я не могу дать к ним доступ, потому как это Страшная Государственная Тайна. А как еще залегендировать то, чего в принципе не существует?

Хорошо, что с деньгами стало полегче. Война, наконец, закончилась, и мы смогли заняться дальнейшим развитием Курляндии. В Виндаву пришел корабль с деньгами и добром, награбленным в Стокгольме, и я занялся перевозкой и разбором привезенного. Деньги ушли в казну (доля Карла Якоба, по предварительной договоренности, была отложена заранее), а вот на то, чтобы рассортировать остальное, ушло немало времени. Плюс, меня доставали любопытствующие. И родители в том числе. Якоб явно злорадствовал, а маменьке просто было интересно.

Поскольку грабили Стокгольм целой эскадрой, то полученная в итоге Курляндией сумма, даже с учетом оценки товара, отнюдь не покрывала то, что награбили и пожгли шведы – я насчитал всего один миллион талеров[35]. Однако и такое вливание в казну было не лишним. Я помнил, что лет через двадцать сюда придет чума. А потому тратил деньги как на разработку хоть какого-то медицинского препарата, способного ей противостоять, так и на организацию карантинной службы. Это только казалось, что времени предостаточно, но я хотел подойти к чуме подготовленным. Настолько, насколько это в принципе возможно.

В основном из ограбленного Стокгольма вывозили оружие и ценности. Однако мой брат (вернется – отблагодарю его особо!), похоже, ограбил несколько библиотек. И вместе с трудами ученых и философов мне досталась воистину бесценная вещь – гигантский кодекс, который называют еще «Дьявольской Библией». Насколько я помню, в самом конце Тридцатилетней войны шведы вывезли это шедевр из Праги. И теперь он оказался у нас. Метр в высоту, полметра в ширину и примерно 75 килограммов веса! Пергаментные листы, потрясающие иллюстрации и завораживающее содержание. Я, разумеется, убрал шедевр под самый прочный замок. Похоже, в моем будущем музее эта книга станет жемчужиной.

Музей пока только строился. И эта задумка вгоняла в ступор очень многих моих знакомых. В XVII веке были приняты частные коллекции. А я планировал создать нечто знакомое мне по XXI веку. Учреждение, которое может посетить любой. Ну, почти любой, поскольку смотрителям, уборщикам и прочему обслуживающему персоналу нужно платить зарплату, а значит, устанавливать соответствующие цены на входные билеты. Так что с любым я, конечно, погорячился. Но все равно это будет шаг вперед. И хороший пиар.

Для работ своих ученых я выделил целое крыло. А теперь мне придется создавать и дополнительные галереи для художников – после того, как к нам в 1674 году все-таки перебрался Вермеер, выпускники его школы стали пользоваться бешеным спросом. А всё хорошая организация и грамотная реклама! Между прочим, художник нарисовал всю нашу семью Кетлеров, причем совершенно бесплатно. В благодарность за то, что мы спасли его от долгов, дали ему и его семье возможность начать жизнь заново (причем обеспеченную жизнь) и вознесли его талант на новую высоту.

Мне мой собственный портрет не сильно понравился. Какой-то я слишком приглаженный на нем получился. Причем внешне мне Вермеер нисколько не польстил, но сумел навести незримый лоск. И я представал перед зрителями эдаким сказочным принцем. Матушка, кстати, оценила. И все портреты нашей семьи обосновались в ее кабинете. Как она говорила, это ее успокаивало. Казалось, что все дома и все рядом с ней. Между прочим, Вермеера и соседи приглашали. И Карл Лотарингский, и Федор Алексеевич. А художник, кстати, прекрасно себя чувствовал. И помирать совершенно не собирался.

Надо сказать, существование Курляндского научного сообщества, а особенно слухов о том, какими суммами я стимулирую ученых, привлекали множество людей. Некоторых я с удивлением обнаруживал, когда они уже представляли для публикации свои работы. Тот же Папен обосновался у нас совершенно незаметно. А некоторых не удавалось сманить, даже обещая очень хорошие условия. Увести у Лондонского королевского общества Галлея мне так и не удалось.

Впрочем, оставалась переписка и печатные издания. Подчас Курляндия поддерживала проекты, которые нигде не находили понимания. Но я примерно представлял, в каком направлении будет двигаться наука. И помнил самые громкие имена. Ну и образование постоянно контролировал. В результате те же курляндские врачи пользовались бешеным спросом. Но, к сожалению, и они не могли творить чудеса. Некоторые болезни так и оставались неизлечимыми. И год 1679-й начался с того, что умерла моя матушка[36].